Обуздать ветер - Страница 42


К оглавлению

42

— В один прекрасный день старческое скудоумие так мне надоело, что я взял да и свалил к людям, — под конец признался Корень. — Правда, пожив среди них, обнаружил — нет в мире совершенства. Одно хорошо — бабенки. Так и тают, а тут каждая вторая нос воротит: подумаешь, какой-то воин. Всем творящего подавай! К тебе-то еще очередь не выстроилась?

— Какая очередь! — отмахнулся я. — Клевер, по-моему, всех оповестил, что я и умом скорбный, и как производитель никуда не гожусь, ибо дар мой глубоко порочен. Спасибо Эрике, возится со мной и относится по-человечески, тьфу, по-хорошему!

— Стрекалки определенно в тебе что-то находят, — ухмыльнулся Корень. — Лапуля знает, что творящим положено несколько жен?

— Иди ты! Я и про Эрику наврал, что той десять лет.

Друг долго ржал, я попытался объяснить, что стрекалкам, как он выражается, просто не нужно перечить на первых порах. Они на это ведутся и потихоньку влипают, как мухи в мед, становятся ласковыми да безобидными, и ты можешь из них хоть кружева плести.

— Ага, ага, — не унимался Корень. — То-то ты лапуле рассказал, что у сестрички еще грудки не выросли. Наговорил бы вдобавок, что она косая, хромая и лысая.

— Перебор получится, — хмыкнул я. — Малинка мигом неладное почует. А в отношении Эрики моя совесть чиста. Она мне сестра и никем другим не будет.

— Ты, небось, когда первый раз с занозой своей переспал, тоже думал, что через недельку-другую она надоест похуже каши на воде, — продолжал потешаться добрый друг. — А впрочем, если только сестра, то и хорошо. Может, замолвишь ей за меня словечко? У айров девственность невесты не считается обязательной, а к производству потомства мы относимся серьезно, ты же знаешь. Только с женами!

За мужскими разговорами время летело незаметно. Бедная Эрика по-прежнему сопровождала меня повсюду (видно, ее родственные чувства были замешаны не столько на приязни, сколько на возложенной Клевером обязанности), но треп Корня ей определенно не нравился, и сестренка старалась держаться на расстоянии. Друг, наоборот, при каждом удобном случае выказывал девушке издевательскую почтительность, в ответ получая потоки ледяного презрения, которое, казалось, ничуть его не задевало.

Однажды погожим деньком мы втроем отправились на озеро. В совместных купаниях айры не видели ничего предосудительного, тем паче, мужчины плавали в штанах, женщины — в тонких рубахах чуть ниже колен. Вроде и прилично, и посмотреть есть на что, особенно когда на берег вылазишь. В воде, правда, полагалось вести себя скромно, но я сам не раз видел, как парни в шутку прихватывали девчонок.

Мы с Корнем шли впереди, Эрика привычно отстала. Уже показалось окончание спиральной улицы, оставалось миновать три дома, окруженных хороводами позелей, как с одного из дворов раздался истошный женский крик. Если и были в нем слова, я не разобрал, зато отлично понял — происходит там что-то плохое, и тут же, не успев подумать, смогу ли помочь или сам пропаду, рванул вперед. Корень кинулся за мной, об Эрике оба напрочь позабыли.

Несколько мгновений, и мы вбежали во двор. На траве, ближе к дому лежал мальчишка-подросток, рядом бесновалась какая-то зверюга, на первый взгляд нечто среднее между выдрой и собакой: вытянутое поджарое тело, покрытое плотно прилегающей темной шерстью, лапы длинные, узкая морда с коричневато-розовой пастью, полной острых зубов. Кричавшая женщина пыталась подойти к мальчику, но зверь не подпускал, рычал, с губ стекала слюна.

Я едва успел заметить, как Корень, только что стоявший рядом, скользнул куда-то в сторону, а в следующий миг, оказавшись за спиной твари, всадил ей под лопатку нож, над которым все эти дни не уставала потешаться Эрика. Мол, конечно, в Зеленях с оружием расставаться ни за что нельзя, шагу не ступишь — на разбойников нарвешься али на хищных тварей.

Зверюга захлебнулась визгом, дернулась раз-другой и затихла.

Женщина (кажется, ее зовут Ива, ну да, Эрика ведь со всеми меня перезнакомила. Мальчик — Калган, желтобровый, как и отец, оба любят животных. Семья разводит самых удойных чуть ли не во всех Зеленях коров) кинулась к сыну, я шагнул за ней и тут только разглядел, что шея мальчишки сбоку разорвана, и кровь хлещет из раны на рубаху и на траву, тот самый калган, его листья и маленькие желтые цветы становятся красными. Паренек был в сознании, силился то-то сказать, но получалось только шевелить синюшными губами. Бледное до неживого серого оттенка лицо выражало не столько испуг, сколько удивление. Я отлично понимал мальчика: как такое могло случиться с ним? Неужели это он умирает вот так глупо и бесцельно, солнечным днем во дворе родного дома? Да, каким бы благословенным не выглядел край, как бы ни стремились его жители не допускать зло в свои пределы, оно все равно просочится, если не на плечах порочных людишек, то на загривке взбесившейся лесной твари… И нож за поясом везде пригодится, милая сестренка, хотя в этот раз, он, увы, опоздал.

— Зови творящего, женщина! — рявкнул Корень, опускаясь рядом с мальчиком на колени и пытаясь зажать рану.

Ива, повинуясь командному окрику (я сам чуть не рванул со двора, будто старательный новобранец), хотела было подняться на ноги, но паренек из последних сил вцепился в руку матери. Вдруг пришло едва ли не болезненное ощущение, что жить Калгану осталось несколько мгновений, он это понимает и боится остаться один в окружении чужаков. Зель-творящая, ну почему я не могу управлять своим даром?! Ведь наверняка и без лекарских познаний смог хотя бы кровь затворить…

42