Обуздать ветер - Страница 56

Степь всколыхнулась сильнее, будто мои мысли были услышаны.

Ну что, ветер? Хочешь порезвиться?

Порыв взлохматил волосы, воздушный поток скользнул под рубашку, потом на мгновение стих и вдруг ударил навстречу с такой силой, что стало невозможно дышать. Миг-другой, и ветер успокоился, скатился к ногам, заперебирал ковыльные пряди у колен.

— Да ты, я вижу, шутник, — неожиданно для себя проговорил вслух. — Я тоже угрюмостью не страдаю. Слушай, а слабо перенести меня к терновому кусту?

Не успел договорить, как вокруг взвихрился средних размеров смерч, оторвал меня от земли и понес куда-то, по счастью, не вращая своего горе-повелителя. Ощущения были почти такие же, как при перемещении, с той разницей, что не пахло травой, а воздушные струйки шаловливо сновали в волосах и под одеждой. Огляделся вокруг (смерч передвигался не столь уж стремительно, позволяя рассмотреть окружающую степь) и заметил впереди что-то темное, будто подгоревший сухарь в топленом молоке.

Очень скоро я стоял перед мертвыми терновыми зарослями. Ветер, струясь сквозь густое переплетение колючих ветвей, завел чуть слышную тоскливую песню. Вид острых шипов едва ли не привычно вызвал тошноту, но я пересилил себя, подошел вплотную и стал вглядываться в чашу. В глубине и впрямь виднелось что-то светлое, похожее на кусок тончайшей ткани, кончик колыхался от малейшего дуновения.

Я обошел терновник кругом, прикидывая, с какой стороны начинать ломать ветки, чтоб побыстрее добраться до туманного клочка. Здесь, как будто, поближе. Ну, начнем…

Осторожно взялся за небольшую ветку, потянул вниз, пытаясь отломать. В тот же миг пара здоровенных колючек вонзилась в запястье, от неожиданности я дернул руку — какое там! Шипы глубоко вошли в плоть, и ничего, кроме очередного всплеска боли, я не добился. Ветер, будто почувствовав неладное, усилился, светлый кончик затрепетал сильнее, в голове закололо, в глазах помутилось.

«Приляг, отдохни, прямо здесь…» — раздался в голове смутно знакомый голос. Отец? — «Вместе мы заставим ветер стихнуть…»

Э, нет, заставлять его не надо, я могу просто попросить. Но сколько ни старался, и мысленно, и вслух, стихия не желала униматься, налетала на колючие заросли, будто пес, защищающий хозяина. Сухие ветви раскачивались сильнее и сильнее, грозя разорвать запечатанную память, в голове немилосердно кололо. Я даже на какое-то время позабыл о запястье, которое так и не сподобился освободить от шипов. В конце концов из последних сил дернул ветку обеими руками, попутно ранив еще и ладонь, раздался громкий треск, колючки покинули плоть, а острая боль сменилась тупым жжением.

Ничего не видя, упал на колени, держа раненые руки у груди и с облегчением понимая, что ветер унялся, а с ним и боль в голове. Когда в глазах прояснилось, глянул на сучок, от которого отломал ветку. К моему облегчению, на ее месте не вырос пяток новых, как на миг представилось. Место слома светлело мертвой древесиной, сама ветка валялась в траве, не выказывая намерения пустить корни. И то хлеб.

М-да, один я с эти кустом и за год не управлюсь. Дело даже не в шипах, дело в ветре. Мои чувства словно передаются ему, будь то страх перед проснувшейся мощью Зеленей или боль в исколотых руках, и стихия пытается оградить хозяина самым простым способом, не прислушиваясь к осмысленным приказам, подчиняясь неосознанным велениям тела. Так отдергивается рука, прикоснувшись к раскаленному предмету: быстрее, чем успеешь подумать. Но руку можно сознательно сунуть в огонь или кипяток, значит, и ветер можно заставить подчиняться. Угу, стоит лишь научиться управлять даром, а для этого требуется освободить память, чему столь упорно мешает воздушная стихия. Тупик, замкнутый круг. И сестренку упрашивать о помощи как-то совестно: ломать ведь ей придется, руки исколет… Хотя, может, айрице удалось бы заговорить мою боль, и ветер не стал бы трепать терновые заросли, грозя разорвать в клочья запутавшееся в них сознание. Да что рассуждать? Эрика не рвется помогать.

Я поглядел на куст, потом на израненые руки, морщась, пошевелил пальцами. Не, пожалуй, на сегодня хватит. Спешить вроде бы некуда, приноровлюсь потихоньку, глядишь, получится по нескольку веток за ночь выламывать. М-да, быстро выветрилось айрово трудолюбие. Так, глядишь, и жульничать снова начну.

Поднявшись на ноги, отправился назад, в цветочную степь. Спать рядом с мертвыми зарослями неуютно, да и позель не худо бы найти, руки залечить.

О том, что исцеление удалось, я узнал, лишь проснувшись. В степи, добравшись до тимьяна, я долго возил руками по цветущему ковру, уговаривал позель помочь, но ничего не происходило: боль не утихала, кровь продолжала сочиться. Утомившись окончательно, прилег и заснул, а утром оказалось, что от ран и следа не осталось.

А вот кровавые пятна с рубахи никуда не делись. Эрика заметила и пристала с расспросами, пришлось рассказать о терновых зарослях. Сестренка заметно погрустнела, но помощь не предложила, я не стал снова просить.

М-да, раз дурная гордость все еще играет, к жульничеству, похоже, возвращаться рановато…

* * *

Мы благополучно добрались до Цветущих островов, пересели там на другой корабль и теперь шли к Ветлужу. Путь оттуда до Багряного Края был длиннее, но капитан согласился взять с нас сущие пустяки, при условии, что мы с Корнем не откажемся помогать во время плавания и при разгрузке товаров по прибытии. Мне это было не впервой, друг, видно, жаждал собрать побольше новых сведений (в морском-то деле айры не сильны), так что по рукам ударили быстро. Шустрый морячок пытался и Эрику пристроить еду ему в каюту носить, она по наивности согласилась, но мы, узнав, послали мужика подальше.